Klamurke Belletristika

Зайчик

Одним из этих приятных тёплых весенних дней, чреватых всяческими бурными событиями - которые потом для всех причастных станут неизгладимыми воспоминаниями или даже войдут в историю - в каком-то городском автобусе со своих мест вдруг поднялись двое субъектов мужского пола и стали требовать от остальных пассажиров показать им свои билеты.

А случилось это как раз в том автобусе, который только что Аита избрала себе в качестве транспорта, с тем, чтоб ехать к какой-то неизвестной нам цели; и ехала она, как всегда, без всякого билета. Ибо Аита – страстный, заядлый зайчик.

***

Гильдия зайчиков, как известно, объединяет народы. Не умещаясь ни в какие государственные границы, она единодушно и непоколебимо действует во всех точках нашей планеты, где только ездят автобусы и поезда, трамваи и электрички, пароходы и метро; везде, где бы ни ползал, плавал или летал общественный транспорт, она днем и ночью безустанно и в полную силу разворачивает свою деятельность.

Широко раскинулась гильдия зайчиков по мировым просторам; но узка и скупа зато идеологическая ее основа. – Ведь ради чего зайчик ездит зайчиком? Разве мир он хочет сделать лучше? Свет человечеству зажечь? – Нет. Ни мир не хочет сделать лучше, ни света человечеству зажечь. Бесплатно хочет ездить; вот и все. Деньги хочет сэкономить, чтобы потратить их на что-нибудь другое.

А если уж и удастся ему подняться до идейных высот, то разве только, чтобы ездить зайчиком в знак протеста против несправедливых цен на проезд. А выше - никак. - Что, конечно, весьма благородно, но довольно жалко и отнюдь не достаточно, чтобы послужить идеологией для международного братства.

И даже есть такие беспринципные представители заячьей гильдии, поведение которых имеет свои корни в примитивной, лишённой всяческих идей материальной нужде; то есть, такие субъекты, которые ездят зайчиками всего лишь из-за того, что у них нет денег на билет.

Пуста и скупа идейная почва заячьей гильдии; - слишком скупа, чтоб Аита могла бы в ней процветать.

И в самом деле: к заячьей гильдии Аита относится лишь условно: относится постольку, поскольку - ездит зайчиком. А зайчиком она ездит с бесконечной самоотдачей и со всей страстью, на которую человек способен только в нежном 20-летнем возрасте и которая в дальнейшем часто затухает; с такой страстью ездит зайчиком, что страсть уже граничит со сладострастьем, и нередко даже переходит в сладострастье. - Но ненавистно ей всякое экономничанье и скряжничество; чужды и непонятны ей мотивы и побуждения обыкновенных зайчиков.

И когда однажды её подружка Сусанна рассказала ей о заведённой шкатулочке, куда после каждой удачной заячьей поездки она бросает сэкономленную сумму, с тем, чтобы потом купить себе что-нибудь приятное – Аите это показалось пошлым. Потому что ей известно, что работа общественного транспорта стоит деньги; и естественно ведь, что нужные средства должны вносить именно те, кто этим транспортом пользуется. И у кого есть деньги, чтобы купить себе билет – тот пусть и купит себе, если хочет ездить.

А не платить можно разве только, если наличествуют какие-то особенные веские причины...

В случае с Аитой таковые имеются.

Причины эти – связанны с её пристрастием к острым ощущениям.

Именно это ее пристрастие к острым ощущениям подстрекало ее совместно с ее подругой Ритой в течение многих месяцев воровать по магазинам. Ворованные вещи они редко оставляли себе; в основном они дарили их городским бродягам и бомжам, а остальное тайком возвращали обратно.

Не вещи их интересовали; интересовали их острые ощущения, а вещи служили всего лишь средством для их добывания. Ощущений же добывалось изобилие, острейших и сильнейших; особенно в те два раза, когда их поймали. Как Аита по секрету сообщила своей подруге Сусанне – а та, в свою очередь, тоже по секрету сообщила другим – она, когда ее поймали в первый раз и надели на неё наручники, была на грани оргазма.

Хотя это, пожалуй, к делу не относится…

Но, в конце концов, Аита пришла к выводу, что вред, причиняемый народному хозяйству от такого вида наслаждения – несоразмерно велик; и поэтому эти экспедиции она прекратила.

Её подружка Рита сочла эти выводы убедительными; но сама она уже была одержима и продолжила в одиночку. При первом же походе в одиночку она была поймана в третий раз и даже попала в тюрьму, где Аита, тайком даже завидовавшая ей из-за такого приключения, регулярно посещала ее. Рита рассказывала обо всех острых ощущениях, предоставляемых тюрьмой, и очень настоятельно советовала ей попробовать самой.

Аита была не прочь; но по идеологическим причинам она не желала возобновлять эти воровские вылазки и довольствовалась ездой зайчиком.

Ездить зайчиком она считала делом ещё более или менее допустимым. Наслаждение, правда, не так велико, как от воровства в магазине; но зато и вред несоразмерно ниже. Своим неоплаченным присутствием она, по сути, экономике никакого ощутимого ущерба не причиняет; и даже тот легкий оттенок вреда, который мог бы присутствовать в связи с ее поведением, она честно старалась возмещать тем, что для поездки зайчиком она всегда наряжалась с особым вкусом, как можно больше выставляя напоказ свои женские достоинства: чтобы своим неоплаченным присутствием стать украшением автобуса или трамвая, предоставляя, вроде этих легко одетых официанток в барах, дополнительный сервис для платящих пассажиров мужского пола.

Сверх того, она, по примеру своей подруги Сусанны, завела себе шкатулочку, в которую она после каждого проезда бросала сэкономленную сумму; с той лишь разницей, что деньги она копила не для себя, а для того, чтобы полные шкатулки потом анонимно посылать в управление городского транспорта.

***

И вот – она чувствовала себя в тисках беспощадно приближающихся контролеров.

В жизни любого зайчика контролер играет роль весьма решающую. Причем зайчик рядовой всеми силами старается встречи с ним избежать. Для него контролер - это существо, созданное чертом, капиталистами, иезуитами или масонами всего лишь для того, чтобы причинять человеку всяческое зло.

Для зайчиков же Аитовской породы именно контролёр придаёт безбилетному состоянию смысл и остроту; и не будь контролёров, Аита никогда в жизни не стала бы ездить зайчиком, а покупала бы каждый раз билет, или даже приобрела бы абонемент. Ибо только контролёр, как затаённое в потусторонности драконоподобное существо, может доставлять те острые ощущения, без которых безбилетная езда свелась бы к тупому обывательскому сбережению денег; и когда контролер из своей потусторонней потенциальности выступает в ощутимую явь – то это уже ни с чем не сравнить, разве только с появлением магазинного детектива.

Аита любила играть с контролёрами в кошки-мышки; причем она, в соответствии с обстоятельствами и со своими склонностями, всегда оказывалась в роли мыши и проявляла при этом заметную инициативу и изобретательность.

***

Много работы было у контролеров в этом переполненном автобусе; на каждом шагу билеты да билеты, и каждый из них требовал своей тщательной проверки. Да еще гораздо больше времени, чем присутствующие билеты, занимали билеты неприсутствующие. Когда не было билета для проверки, вместо него проверялись всяческие документы и удостоверения, и очень много при этом нужно было задавать вопросов и много чего писать.

Но беспощадно пробивались они сквозь эту билетную гущу, и с двух сторон, словно когтистые лапы какого-то огромного кота, подходили все ближе и ближе. Вот скоро когти сомкнутся!

Как у настоящей мыши в Аите зашевелился инстинкт самосохранения. Она поднялась и медленно стала проталкиваться к выходу. Автобус остановился у светофора. Чуть подальше была видна следующая остановка.

Передний контролёр только что закончил осмотр несуществующего билета и сунул свой блокнот во внутренний карман своего пиджака. Когда Аита собиралась проскользнуть мимо него, он обернулся, показал ей свое удостоверение, и деловито сказал:

«Ваш билет, пожалуйста!»

«Мне сейчас сходить,» мягко ответила Аита. «Скоро моя остановка».

«Не возражаю. Но прежде, чем сойти, было бы неплохо показать мне ваш билет,» настойчиво возразил контролер и при этом с нескрываемым наслаждением смотрел в ее декольте. Черные усики были у него, и выглядел он, в общем-то, чуть блатноватым.

Аите он очень понравился.

«В моем декольте никакого билета нет,» ответила она.

Контролера это видимо не смутило. «Если вы не желаете, чтоб смотрели в ваше декольте, вы должны держаться застегнутой,» сказал он. «А ваш билет вы должны показать, все равно, куда вы его сунули.»

«Сперва не стесняясь смотрит ей в декольте, а потом еще и нахальничает,» вмешался пожилой господин, отсутствующим билетом которого только что позанимался контролер. «Хамство, самое настоящее хамство! Жаловаться надо... Вашему начальству!»

«Успокойтесь,» отмахнулся контролер. «Это не ваше дело.»

«Если в моем присутствии нарушаются правила благопристойности...» стал ругаться господин. «Так нельзя!»

«Все нормально,» примирительным голосом сказала Аита. «Никто меня не обижал... А так – большое спасибо...»

«Я же сам видел, как таращил он глаза на ваше декольте,» брезгливо ворчал господин. «Чуть не съел вас взглядом. Сладострастник он!»

«Попридержите свой язык,» вскричал контролер со служебной строгостью, а глаза его при этом сверкали весельем.

«Ничего я не попридержу!» завопил господин. «Сладострастник вы! Донесение напишу! Вашему начальству!»

«Не забудьте указать объем ее груди,» ухмыльнулся контролер. Да: настоящий блатной! Контролер как надо! Породистый парень!

Автобус тем временем выпустил пассажиров у остановки и поехал дальше.

«Нахал вы такой» процедил сквозь зубы господин. Он еле переводил дух.

«Пожалуйста, не беспокойтесь... Все это весьма нормально и естественно.» прошептала Аита и мило улыбнулась ему.

«Нормально и естественно... Глазами прямо раздевает вас! Раздевает! А вы называете это нормальным и естественным... Не стыдно вам?»

Аита вдруг взглянула весьма строго: «А почему бы ему не смотреть, если мое декольте ему нравится,» спросила она резко. «А почему мне должно быть стыдно, если я в этом ничего плохого не вижу?»

«Я же не говорил, что вы обязаны стыдиться,» стал оправдываться господин. «Я только хотел сказать...»

«Ладно, ладно,» улыбнулась Аита. Ее взгляд вновь смягчился. «Я люблю, когда смотрят на меня. К тому же показывать себя – это моя профессия.»

«Как это – профессия?» Господин был в замешательстве.

«Я работаю танцовщицей в ночном клубе,» сказала Аита.

Что, правда, не совсем соответствовало действительности; но выдумка эта ей понравилась и великолепно вписывалась в общую обстановку.

Видно было, что господина это заинтриговало. «Вы танцовщица ночного клуба?» спросил он. «А какие танцы вы исполняете?»

«Стриптиз,» ответила Аита.

«А, вы, значит, стриптизерша?» воскликнул он с восхищением. «Это, конечно, все меняет. Да, в самом деле... С вашей фигурой и с вашей аурой вы идеально подходите к этой профессии... Говорят, стриптиз – это искусство... Вы, значит, артистка...»

«Если вам так угодно – артистка,» улыбнулась Аита.

«Это первый раз, что я так близко вижу настоящую стриптизершу,» сказал господин. Он чуть не задыхался и теперь, в свою очередь, тоже стал ощупывать ее взглядом. Ведь именно в том как раз и предназначение стриптизерши: чтобы смотрели на нее,

Аита сделала легкий поклон и показалась ему в профиль.

«А все-таки хотелось бы еще взглянуть на ваш билет,» вмешался контролер.

Несмотря на блатноватый вид он оказался одержимым непреклонным чувством долга.

«У меня нет билета,» сказала Аита и кокетливо повела правой рукой по волосам. Фривольно это звучало, чуть ли не похабно... Глаза контролера оживились от звучания речи; ответ же его беспощадно относился к содержанию слов.

«А почему у вас нет билета?» спросил он.

Аита пожала плечами. «А какая разница? У меня нет билета; вот и все.» И кокетливо она положила руки на талью, будто бы выражая что-то совсем другое. «Исполняйте свои обязанности. Наручники надевать будете?»

«Я бы с удовольствием,» ухмыльнулся контролер. «Но у меня их нет.» Он полез в карман за своим блокнотом. «Придется показать ваше удостоверение личности.»

«Жаль, что вы мне не надеваете наручников,» сказала Аита. «Говорят, что они мне очень идут...»

«А у вас, что ли, опыт с ними есть?» усмехнулся контролер, открывая свой блокнот.

«В ночном клубе у меня номер с наручниками,» соврала Аита.

«А как вы можете раздеваться, когда вы в наручниках,» засомневался господин.

«Раздеваться? С наручниками? Это очень просто. Только нельзя быть в одежде с бретельками.» Ее воображение работало во всю прыть.

Второй контролёр, тоже с усиками, который производил впечатление интеллигента-неудачника, завершил свой обход и примкнул к их компании. Он стоял молча и слушал.

«Но когда, например... змейка есть? На спине, например?» продолжал сомневаться господин.

«На спине? Это было бы трудно. Но на моем платье змейка находится спереди, отсюдова» она приложила палец к верхнему краю декольте «до места чуть ниже пупка. Это открывается очень просто.» И она сложила руки, как будто они связаны наручниками, и повела их от декольте вниз к талии. «И вот здесь еще пуговица...» и она приложила руки к правому бедру.

Пассажиры кругом с интересом слушали. Пожилая дама метала негодующие взгляды, но ничего не говорила.

«Вы собирались показать мне ваше удостоверение личности,» напомнил контролёр.

«С удовольствием,» ответила Аита и покорно открыла свою сумку. Ее пальцы нащупали паспорт, водительские права. Попали на что-то шелковатое. Она вытащила это что-то, несколько секунд осматривала и сунула обратно. Это был лифчик. Кто-то засмеялся. Аита никак не могла вспомнить, как лифчик этот попал в её сумку.

«Документов у меня с собой нет никаких,» сказала она и быстрым движением закрыла сумку.

«Тогда, к сожалению, мы вынуждены попросить вас на следующей остановке сойти вместе с нами...»

«Как хотите» сказала Аита. «Распоряжайтесь мною, как вам будет угодно.»

«Мы распорядимся вами так, как это предписывает закон,» с ухмылкой поправил ее блатноватый.

«А не можете смилостивиться?» спросил пожилой господин. «Такая симпатичная милая девушка...»

«Мы бы с удовольствием,» с сожалением ответил контролер. «Но – служба есть служба... Ведь нас тоже контролируют. Если обнаружится, что мы из чистой симпатии отпустили кого-то – будут неприятности...»

«Вполне естественно, что эти господа берут меня с собой,» улыбнулась Аита. «Все-таки большое спасибо за ваше заступничество.»

«А в каком ночном клубе вы выступаете?» скороговоркой спросил господин. «Мне ведь хочется посмотреть, как вы танцуете... Несомненно, вы хорошая танцовщица...»

«К сожалению, это – частный ночной клуб,» соврала Аита. «Только для членов...»

«Но наверно можно записаться в члены... А как его название?»

«Маркиз де Сад,».

«Маркиз де Сад?» повторил господин. «Оттого и наручники... А где его можно найти?»

«На Богомольской,» ответила Аита.

Такой частный ночной клуб с названием «Маркиз де Сад» с соответствующей программой, похоже, действительно существовал на Богомольской; Аита об этом от кого-то услышала и даже собиралась заглянуть.

«Сходить нам,» напомнил контролер и мягко взял Аиту за плечо.

«А зачем вам обязательно трогать ее,» запротестовал господин.

«Да оставьте его...» успокоила его Аита. «Я теперь арестована.»

«А может быть как-нибудь увижу вас в «Маркиз де Сад»?

«Сначала меня посадят в тюрьму...» Быстрым движением она открыла сумку, достала лифчик и бросила господину. «На память...»

Господин поймал лифчик, растерянно сунул его в карман. «Как это в тюрьму» заголосил он. Аита не ответила.

Контролёр подталкивал её к выходу, и они покинули автобус.

«Почему ж вам, все-таки, в тюрьму,» спросил блатноватый контролёр, когда поток сошедших пассажиров рассеялся, и они остались наедине. Аита внутренне ежилась под его взорами, из которых выпирала совсем уже откровенная страсть и наглость.

«Вы сейчас отвезете меня в полицию; и потом меня будут судить, и меня запрут в тюрьму,» сказала она.

«Так быстро в тюрьму не попадёшь,» возразил интеллигент-неудачник.

«А я – попаду,» сказала она торжествуя, как будто ей доставляло удовольствие опровергать контролера. «Из-за повторяющейся безбилетной езды... Это уже пятый раз за этот месяц...»

«Ну, в таком случае точно возможны неприятности…»

Интеллигент-неудачник вынул мобильный телефон из кармана и нерешительно нажал какую-то клавишу.

«Почему так спешишь?» спросил его коллега. «Не терпится увидеть девушку в наручниках?»

«Ведь она сама считает, что наручники ей идут….» Но набирать номер не стал; его палец неподвижно застыл над клавиатурой. «Разве только...» он взглянул вопросительно на своего коллегу, «разве только – если мы… если мы забудем про этот случай...»

«Это значит, ты хочешь отпустить ее?» спросил блатноватый.

«А зачем из-за такой мелочи толкать ее в тюрьму? Бессмыслица какая-то!» Решительным движением он сунул свой мобильный обратно в карман.

«А я с этим совсем не согласен,» растянуто возразил блатноватый. «Оштрафовать её надо!»

«Из-за меня не создавайте себе лишних проблем» нежным голосом обратилась Аита к интеллигенту. «Если вы отпустите меня, то другие меня поймают, а вы только рискнете подвергнуться неприятностям. Ведь я всегда езжу без билета.»

«Слышал?» торжествующе воскликнул блатноватый.

«Я заслужила наказание,» сказала Аита. «Хотя, естественно, с точки зрения народного хозяйства бессмысленно запирать меня в тюрьму. Вообще современная карательная система – это какой-то абсурд!»

«Правильно!» подтвердил блатноватый. «Абсурд! Но все же...»

«Вместо того чтобы людей из-за таких мелочей запирать в тюрьму, лучше бы приговорить их, например, к уходу за больными,» сказал интеллигент.

«К уходу за больными другие, несомненно, более способны, чем я,» возразила Аита. «Но в принципе вы правы. Во время отбывания срока я буду вести совсем бесполезное существование и буду стоить государству много денег; причём гораздо больше, чем вред, возникший от моих безбилетных проездов.»

«Это значит, вы согласны со мной, что в тюрьмах следовало бы пошире привлекать заключенных к полезной работе...»

«Ни в коем случае,» возразила Аита. «Дело, наоборот, в том, чтобы восстановить понятие кары в своей первоначальной католической чистоте, с устранением всех сентиментальных примесей вроде исправления, ресоциализации и так далее. И дальше, чтобы восстановленную, очищенную от чуждых примесей кару – как можно лучше и эффективнее вплести в социальное целое. В былые времена так и было; но потом нагрянул прогресс и все испортил.»

«Я не понимаю. Что, по-вашему, прогресс мог испортить?» с нетерпеливым раздражением спросил интеллигент. Он, видимо, был сторонником прогресса и чувствовал себя обязанным защищать его.

«Например, раньше имели позорный столб и публичное бичевание,» сказала Аита. «Народ принимал участие в наказании преступника и от этого получал свое удовольствие...»

«Чтооо?» изумился контролёр. Он был слишком ошеломлен, чтобы еще негодовать. «Вы хотите назад в эти времена?»

«Нет,» ответила Аита. «Назад в эти времена я не хочу. Тогда все это было ещё слишком грубо и неуклюже. Но меня смущает то, что определённые положительные вещи, вместо того, чтобы развивать и утончать их в течение прогресса, просто отменили.»

«Это значит, что, по-вашему, стоило бы ввести утонченный, более прогрессивный вид позорного столба и публичного бичевания? А как вы себе это представляете?»

«Например, позорные столбы для молодых и хорошо сложенных женщин можно было бы установить в ночных клубах; а также бичевания и подобные меры экзекуции проводить в этих же учреждениях. Государство с хозяевами ночных клубов могло бы заключать соответствующие договора или даже само открывать такие заведения...»

«А что же с мужчинами и с менее молодыми или менее привлекательными женщинами?» неуверенно спросил блатноватый, который до сих пор молчал.

«Это особый вопрос, который должен быть обсужден отдельно,» сказала Аита.

«А к какому наказанию в такой прогрессивной пенитарной системе вы приговорили бы себя за свои безбилетные проезды?» ухмыльнулся интеллигент, который, видно, после своего ошеломления повеселел.

«Ну, так, на две-три недели посадила бы себя,» ответила Аита. «С наступления вечера до поздней ночи в легком нижнем белье для удовольствия гостей простоять у позорного столба; при плохом поведении или нарушении тюремного порядка порою можно и голой и в пределах досягаемости гостей, которым позволялось бы трогать меня и щипать. И два-три раза бичевать, а может и почаще.»

«Не плохо,» сказал блатноватый.

«Гениально,» подтвердил его коллега. «Вместо того чтобы прозябать в бессмыслице современных тюрем, ты, подвергаясь наказанию, стала бы предметом общественного наслаждения.»

«И еще стоило бы обустроить дело так, что, например, контролеры, поймавшие кого при повторном безбилетном проезде, имели бы право наказывать по собственному усмотрению,» сказала Аита.

«Правильно,» воскликнул блатноватый. «В самом деле скандал, что в служебном уставе такого не предусмотрено. Что это за время, в котором нам приходится жить! С огромным удовольствием я бы забрал тебя к себе домой, чтобы наказывать по всем правилам; и стал бы выполнять эту работу с таким рвением, что даже неоплаченные сверхурочные часы меня бы не волновали!»

«Твоя жена бы тебе показала, чего надо,» рассмеялся его коллега.

«А почему?» удивилась Аита. «И другие мужья берут с собой работу на дом…»

Какой-то автобус подъехал к остановке.

«Работа зовет,» сказал интеллигент. Он достал монету из кармана и сунул Аите в руку. «Купи себе билет. И больше не попадайся!»

И прежде, чем она успела бы вернуть ему монету, оба уже направились к автобусу, где их ждали новые жертвы. Интеллигент еще раз обернулся: «Счастливо!» крикнул он. – «Хоть записали бы ее телефон,» недовольно пробурчал блатноватый. И вот уже разошлись они да, как подобает контролёрам, один через передний, другой через средний вход в толпе пассажиров исчезли в автобусе.

© Raymond Zoller

К немецкому варианту

Данный текст входит в книгу

Раймонд Цоллер:
Как я сшиб короля с коня

ISBN: 978-3-940185-26-6